Десталинизация общественного сознания и задача модернизации экономики
Доклад, читанный на сессии МАОН 12 июля 2011 года
Прежде всего, оговорюсь: я не буду в докладе анализировать понятие модернизации, а также конкретные программы модернизации, в изобилии обращающиеся в СМИ (в них, как известно, больше мнений, нежели авторов этих мнений, что очень затруднило бы такую задачу). Между прочим, в одной программе без тени иронии сказано: «Большая часть статусного «экспертного сообщества» рассматривает модернизацию как повод для получения новых бюджетов на написание аналитических и псевдоаналитических документов». Я к этой части экспертного сообщества никак не принадлежу!
Моя задача скромнее, более узкая: попытаться объяснить, что такое десталинизация общественного сознания и почему без нее никакая модернизация нашего общества – в любом из описываемых вариантов – невозможна.
Приставка «де» переводится как отказ. Поэтому начать я хочу с того, что же представляла собой сталинизация общественного сознания, от которой предлагают отказаться Михаил Федотов и его комиссия1. Причем – начать как бы издалека, с некоторого лингвистически-литературного экскурса. Может быть, лучше всего сталинизацию сознания характеризуют поговорки и «крылатые слова» сталинского времени, сохранившиеся до наших дней. Я разделил бы их на два пласта. Первый:
Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак; Есть две точки зрения: одна моя, \ другая — неправильная; Инициатива наказуема; Пусть начальник думает, у него голова большая!; За нас Сталин думает, ночи не спит!; Одно делаем, другое говорим, третье думаем; и так далее…
Надо ли доказывать, что все это – отражение подчиненности, несамостоятельности, безынициативности людей, которые уповают в своих делах не на собственные силы, а на помощь «сверху» , не на собственную изобретательность и предприимчивость, а на решение начальства, или –вот вам еще одна языковая реликвия ! – на повседневное мудрое/чуткое партийное руководство… И надо ли доказывать, что все это, сохранившись до наших дней, более, чем что либо иное, сдерживает развитие страны, в первую голову — экономическое? Значит, если мы хотим движения вперед, повышения уровня и качества нашей жизни, нам надо избавляться от этих, въевшихся в наше сознание, в наши души, рабских качеств и привычек.
Сталинисты возразят: откуда же тогда известные всем высокие темпы развития страны при Сталине? Отвечу. Люди разные. Конечно же, были и такие, которые, особенно на первых порах после революции, пошли за провозглашенными ею идеалами, за мечтой о светлом будущем. Были карьеристы, которыми двигало – сами знаете, что. И в «шарашках» люди проявляли чудеса изобретательности, чтобы их только не отправляли в «распоряжение Гулага», как говорит один из героев романа «В круге первом»… Но главным стимулом был насаждавшийся Сталиным всеохватывающий страх, гениально отраженный в четверостишии известного писателя-фантаста Кира Булычева:
Я пришел к тебе с пакетом
Рассказать, что солнце село.
Что луна и все планеты
Взяты по тому же делу…2,
Вот вам истинная картина того мира, в котором жили советские люди в годы сталинского террора!
Откуда страх, известно всем. Тут уместно вспомнить другой пласт «крылатых слов» и выражений того времени. Например:
Кто не с нами, тот против нас!; Если враг не сдается, его уничтожают (Горький); Деревья рубят – щепки летят; Берут!. 3; Шаг влево, шаг вправо – расстрел!; Из органов не возвращаются; З.К. (Зэк,зеки и так далее); Гражданин начальник!; Десять лет без права переписки… и многие, многие другие.
Недаром в годы перестройки некоторые политики не без оснований объясняли: «пропал страх и замедлились темпы экономического роста, вот СССР и рухнул!». Конечно, это не исчерпывающее объяснение, на самом деле есть и другие причины гибели империи, кстати, тоже связанные со Сталиным, но доля истины в таком объяснении \ есть.
Эти два пласта «крылатых слов» и выражений – неумирающие свидетельства двух главных сторон сталинского режима: во-первых, презрения к человеку, как простому «винтику» государственной машины (что искусно камуфлировалось тотальной, умело поставленной пропагандой, восхвалявшей «человека труда»), и во-вторых, презрения вообще к человеческой жизни, к ее ценности как таковой: убить человека было все равно, что убить комара…
Они не только сохранились в памяти. Имею в виду не сами выражения, а обозначенные ими свойства, характеры, поступки людей. Целые поколения испытали на себе разлагающее влияние сталинизма. И испытывают поныне.
Надо, конечно, учесть, что в годы массовых репрессий массово же освобождались места в иерархии власти, в заводоуправлениях и других больших и малых кабинетах. И потому были возможны такие головокружительные карьеры, о которых в иное время нельзя было и подумать. Неудивительно, что иные из «выдвиженцев» не справлялись с новыми «руководящими обязанностями», делали ошибки, порой тяжкие, и… сами подвергались репрессиям, формально, казалось бы, иногда даже заслуженным. Но, естественно, это относится не ко всем. Для многих карьера по трупам удалась, и не случайно выжившие , а с их слов также их потомки считают сталинское время лучшим, счастливейшим временем своей жизни. Отсюда, видимо, во многом происходит и ренессанс сталинизма в наше время.
Теперь о второй стороне дела. Разумеется, сегодня далеко не все, даже из тех, кто считают деятельность Сталина полезной для страны, готовы оправдать его методы «наведения порядка» и насаждения страха. Применяются стыдливые формулировки типа «да, были перегибы», «Сталин боролся с пятой колонной, а лес рубят …(см. выше)» и др. Но явные и тайные сталинисты восстали против проекта комиссии Федотова о десталинизации сознания и общественном примирении по понятной причине: им примирение ни к чему, им подавай вечную гражданскую войну, расстрелы, истребление всех несогласных с их убеждениями. Конечно, как тонко подметил один журналист, каждый из них, призывая к возвращению Сталина, а значит и репрессий, уверен, что ночью постучат в дверь не к нему, а к его соседу. Ну что же: блажен, кто верует!…
Менее всего я хотел бы, чтобы мой доклад способствовал углублению пропасти, которая разделяет сегодня тех, кто считает Сталина «именем России», и тех, кто считает его «проклятием России» или «злым гением России». И никак не могу согласиться с теми, кто доказывает, будто бы предложения комиссии Федотова направлены на разжигание ненависти в обществе. Примирение, а не ненависть – вот главное в этих предложениях. Правда, для подлинного примирения сталинисты должны отказаться от принципа, которым руководствовался их кумир и которым они продолжают руководствоваться: враг, конкурент в борьбе за власть, просто человек, имеющий собственное мнение, отличное от их мнения, должны быть уничтожены. «Нет человека – нет проблемы»… Говорят, что эту фразу сам Сталин не произносил, ее придумал писатель Рыбаков. Но нельзя не признать, что она очень точно, мастерски отражает истинный ход мыслей того, в чьи уста автор романа ее вложил.
Можно так обозначить главную цель обеих книг , на которых основывается доклад: способствовать развенчанию наиболее агрессивно распространяемых мифов о Сталине и сталинизме (как концепции и социально-экономическом устройстве), — мифов, опасных для самого существования страны, и объяснить историческую необходимость демократических, то есть в сущности своей антисталинистских экономических реформ в России. Хотелось бы внести этим хотя бы малый, но вклад в дело десталинизации общественного сознания нашего народа.
1. Гитлеровская триада и сталинская система (культ государства и имперский дух — основа сталинистского сознания)
Известна гитлеровская триада (которая, как считают немецкие историки, была заимствована фюрером у… российских большевиков): «Один вождь, одна партия, один народ». Сталин, будучи более хитрым политиком, кажется, так откровенно этот принцип не формулировал, но на практике реализовал его во всей полноте, до мельчайших деталей. Вплоть до партийного воспитания подрастающего поколения (комсомол и гитлерюгенд), до партийного руководства литературой и искусством, обязанностью которых было восхваление вождя (в обоих случаях), восхваление Третьего рейха в одном случае и Советского государства – в другом, вплоть до тайной полиции (КГБ и гестапо) и так далее.
Говорят, что Гитлер был националистом, а Сталин интернационалистом (как, по, крайней мере, утверждал он сам и сегодня утверждают многие, хотя и не все, его последователи). На самом деле это различие не столь уж серьезно: Сталин, как известно, последние годы жизни сильно эволюционировал, все больше становясь националистом-государственником. И оба они утверждали и пропагандировали вместе с культом собственной личности, доходившим в обоих случаях до ее обожествления, культ государства, как единственного средства их политики, как некоего идола, возвышающегося над каждым – нет, не членом общества, поскольку общество в этой конструкции не предусматривалось, а каждым подданным, или, проще сказать, – рабом.
В триаде Гитлера слово государство не фигурирует. Оно вполне подменяется словом партия. У Сталина – то же самое: партия и есть государство. Вся жизнь в стране регламентировалась решениями Политбюро Центрального комитета КПСС и других партийных органов, лишь задним числом оформлявшимися как законы, постановления правительства, ведомственные и иные нормативные акты. Во времена Сталина — в преобладающем числе случаев — единоличными решениями вождя, которые тоже затем оформлялись как постановления и законы. Разумеется, об этом никогда вслух не говорили, не писали в открытой печати – и жители страны должны были верить, что имеют дело с решениями власти – так называемой Советской власти…А это была ложь. Из множества проявлений лжи, которой была пропитана жизнь народа, эта ложь была, пожалуй, самой пагубной, потому что как бы говорила каждому: врать разрешается, вон даже какие люди врут, даже вожди, и ничего!. Егор Тимурович Гайдар справедливо писал: «Культ государства изуродовал сознание общества, породил в нем ряд тяжелых комплексов, которые мешают нам рационально, открытыми глазами видеть себя и мир даже сегодня.» 4.
Сегодня? Давайте попробуем, как говаривал великий баснописец, «на себя оборотиться». Зададимся вопросом о том, что составляет сегодня сущность нашего отношения к государству, к экономике, труду, взаимодействию с другими людьми… И обнаружится немало интересного и поучительного, того, что ведет свои корни в такие далекие, казалось бы, сталинские времена.
Например, мы (кроме относительно немногих, называемых «либералами») не привыкли относиться к государству как общественному институту, созданному людьми и для людей, чтобы им удобнее было жить на земле. Напротив, государство для большинства нечто святое, действительно ниспосланное свыше, и потому находящееся где-то над нами, могучее и вездесущее. Оно должно заботиться о нас, очевидно, сирых и бессильных (такая система, как известно, называется патернализмом). Словом, государство – все, а человек, личность – ничто.
Возражают, все это было в какой-то степени и до Сталина. Верно. Испокон веку русский человек привык надеяться на доброго царя, и если что шло не так, то говорить: «виноват не царь а его бояре.». Между тем, есть существенная разница: у царя могут быть плохие бояре – он их не подбирал, они бояре по роду, происхождению, а вот у вождя плохих чиновников (как некоторые авторы формулируют — «партократов») быть не может по определению: ведь это он их подбирал, воспитывал, выдвигал. И они без его воли, без приказа, пальцем шевельнуть не могут, и возразить не могут, если в чем-то с вождем не согласны. 5
Если же обратиться к экономике – российские хозяйственные руководители и даже современные частные предприниматели тоже привыкли больше надеяться на государственное финансирование, чем на собственные силы и предприимчивость. И вообще, предпочитают не самостоятельно решать свои проблемы, если они возникают, а ждать, когда кто-то решит эти проблемы за них. Налоги для них, да и для всех нас, — дань, а не складчина. Соответственно, нет желания контролировать, на что их тратят. Мы не признаем святость и неприкосновенность чужой частной собственности, зато всегда готовы отнять ее и поделить.
Отсюда – отсутствие у большинства, почти всех, желания к самоорганизации и политической деятельности, к гражданскому контролю за действиями власти. Мы боимся защищать свои права – через суд, а главное, через мощные и непримиримые профсоюзы, с которыми были бы вынуждены, как в иных странах, считаться и власть предержащие, и предприниматели. (Такие профсоюзы еще надо организовать, а кому охота этим заниматься?!). Скорее, если плохо, объявим голодовку: авось, пожалеют…
Конечно, здесь несколько сгущены краски. В последние годы, на самом деле, множатся проявления политической активности людей, особенно наглядно это видно в противостоянии официальных средств массовой информации (прежде всего, телевидения) и сети Интернета, который становится все более самостоятельной общественной силой. Или вот, казалось бы, малый, но очень показательный пример из печати: простая пенсионерка из города Гуково Ростовской области, по фамилии Назарова, смело вступила в судебное сражение с государственной организацией, добившись перерасчета платы за коммунальное обслуживание для двух десятков семей своих земляков (не ограничившись этим, она создала общественную организацию по защите прав потребителей в сфере ЖКХ)6. А независимые профсоюзы питерского автозавода «Форд», и тольяттинского ВАЗа сумели заставить как владельцев предприятий, так и российское правительство считаться с интересами рабочих. Наконец, стоило нескольким тысячам автомобилистов выступить с протестом против Закона о транспортном налоге, уже принятого Госдумой во всех трех слушаниях, – как президент заставил парламентариев пересмотреть этот документ. Число таких примеров множится день ото дня, и это, не смотря ни на что, действительно вселяет надежду на постепенное преодоление пережитков сталинизма в нашем общественном сознании…
Несколько слов о так называемом имперском сознании. Сталинисты усиленно эксплуатируют вполне естественные чувства сожаления россиян по поводу распада Советского Союза (Была великая империя, теперь ее нет! А сколько смешанных семей оказались разлучены! Сколько русских стали нацменьшинством в соседних независимых государствах! ). Сталинисты утверждают, что именно Сталин в годы Гражданской войны воссоединил распавшуюся было Российскую империю (хотя его боевые заслуги лишь спустя много лет восславили писатели –подхалимы, а на самом деле он был тогда на второстепенных постах; Красной армией, объединившей на самом деле страну, командовал не он, а нарком Троцкий). Но, конечно, главной исторической заслугой Сталина они считают восстановление (в основном) дореволюционных границ России в результате победы в Великой Отечественной войне и создание великой империи, второй супердержавы мира. Над ней действительно, как некогда над Британской империей, по известному выражению, никогда не заходило солнце (если считать Кубу, Вьетнам и другие страны-сателлиты).
Массовый страх перед советской ядерной угрозой, доходивший порой до паники (помните Форрестола?), многим советским гражданам внушал даже чувство гордости: вот какие мы сильные, все нас боятся! И не хотелось думать о том, что живем мы во много раз хуже, чем наши враги, о своей неустроенности, униженности; «Зато мы делаем ракеты…», писал поэт…
Между тем, один из главных конкурентов в борьбе за власть как-то назвал Сталина «Чингисханом с телефонной трубкой» (или «с телефоном» — забыл). Он погиб\ (конечно, от руки вождя!), так и не узнав, насколько же он оказался прав и прозорлив в этом вопросе! Чингисхан создал великую империю, завоевав весь известный тогда Восточный мир. Но вскоре после его смерти империя распалась. Как и Советская империя после смерти Сталина.
Действительно, 37-38 лет по историческим меркам срок ничтожный, будущий историк напишет: «вскоре после его смерти империя распалась…». Как пишут сейчас о Чингисхане. А мощные, великие империи, хоть и они неизбежно когда-то кончают свое существование – на века!
Именно Сталин своей экономической и особенно национальной политикой заложил мины замедленного действия под здание созданной им же империи. Подробно об этом написано в книге – в частности, в диалоге, который называется «Он мог на целые народы обрушить свой верховный гнев». Здесь нет смысла развивать эту тему, поскольку к вопросу о модернизации экономики страны она имеет лишь косвенное отношение.
2. Какую систему строил и построил Сталин
В СССР существовал социалистический строй — скроенный по лекалам Сталина: социалистическая структура собственности, социалистическое плановое хозяйство, социалистическая господствующая (вернее, единственно разрешенная) идеология в обществе, социалистическая система управления ( та самая триада «один вождь, одна партия, один народ»!), социалистическая нравственность («нравственно то, что служит делу революции, и ничто более»). Скрепляла всю эту конструкцию, конечно же, экономика.
Что такое экономическая система социализма? Как писали в советских учебниках, это система централизованного планирования и управления народным хозяйством. И правильно писали. Ликвидация частной собственности и полное господство в экономике социалистической собственности официально объявлялись – в полном соответствии с учением марксизма – главным критерием построения социализма в стране. Все области деятельности, где люди имели право принимать самостоятельные решения, а значит, мало-мальски проявлять какую-то инициативу (личное потребление, так называемый колхозный рынок, на определенных этапах ремесленничество) были оттеснены на периферию экономики.
Конечно, степень централизации (или, если есть такое слово, –централизованности) планирования и управления в разные периоды советской истории была различной. Одно дело – период военного коммунизма, другое — годы НЭПа, третье – время так называемых косыгинских реформ, и так далее. На протяжении всех этих лет находились экономисты , которые, разумеется, в рамках, ограниченных политической цензурой, доказывали, что централизованная \ система (как они говорили, «планирование до каждого болта») исходно неповоротлива, а значит, неэффективна. При Сталине их расстреливали, позднее – изгоняли из науки, в лучшем случае пытались переубеждать. Разумеется, партийная власть видела эту проблему, понимала, что в иерархической системе право вышестоящего разрешить или не разрешить, дать или не дать что-то нижестоящему порождало коррупцию – задолго до нынешнего ее «расцвета», так волнующего наше общество. Понимала, что главной заботой любого директора было получить план пониже, а ресурсов побольше, чтобы его легче было выполнить, боролась с приписками.
Под руководством Сталина сложилась невероятно жесткая \ система управления экономикой (позднее ее стали называть административно-командной). Так продолжалось вплоть до середины восьмидесятых годов, когда катастрофическое снижение темпов роста и эффективности производства окончательно обнажило исторический факт: советская экономика обречена. (И не удивительно: каждый инженер знает, что чем более жестка конструкция, тем больше вероятность ее разрушения). Известно, что к концу своего существования эта жесткая конструкция подверглась сильной коррозии. Наблюдая за практикой формирования планов (с упомянутой выше заинтересованностью директоров в их занижении, с приписками и всем прочим) известный экономист Виталий Найшуль назвал ее системой иерархических торгов. Эту идею подхватил и развил молодой тогда Егор Гайдар, в книге «Экономические реформы и иерархические структуры». Но мне лично кажется, что все эти иерархические торги, при всем их значении, не более чем зыбь на поверхности океана, а в целом система как была, так и оставалась по своему существу административно-командной, и потому неэффективной, а по большому счету – обреченной на гибель. Она не способна была сколько-нибудь достойно удовлетворить многообразные потребности общества. И, как говорится, «на выходе» оставила крайне деформированную (милитаризованную) и потому нежизнеспособную экономику страны — своего рода подсобное хозяйство при гигантски разросшейся воинской части.
3.Гайдаровские реформы
В широком смысле, так называемые гайдаровские реформы были направлены на преодоление этого сталинского наследства в экономике. Но вот на днях известный обозреватель А.Пушков, в связи с открытием мемориальной доски в память Егора Тимуровича Гайдара, назвал деятельность последнего «разрушительной». Он сослался на якобы проведенную Гайдаром «шоковую терапию» (хотя, как известно, в России, в отличие, скажем, от Польши или Эстонии, была лишь попытка такой политики, прекращенная тогдашней законодательной властью спустя три месяца после начала реформ). Он посетовал о сокращении «по вине Гайдара» численности населения России. Хотя, наверное, знает, что этот демографический процесс начался задолго до начала реформ. Напомню — еще на 6-м съезде народных депутатов, то есть в первых числах апреля 1992 года, один депутат-коммунист выступил с сенсационным заявлением: в результате гайдаровских реформ, сообщил он, женщины в России стали меньше рожать. Это через три месяца! Не через девять месяцев хотя бы! Идейному предшественнику Пушкова и законы природы были нипочем…. Впрочем, немного позабавило то, что автор комментария, списав на Гайдара все трудности, пережитые страной за двадцать лет, забыл, что последний был у власти всего-то несколько месяцев, и после него сменилось до десятка премьер-министров…
Однако вспомним. Какая задача была поставлена Ельциным (пафоснее – самой историей!) перед Гайдаром и его командой в 1991 году? Перейти от сталинистской системы централизованного \ планирования и управления экономикой к рыночной системе. И если говорить о главном, а не о деталях, пусть даже самых важных, мы должны сегодня констатировать – эта задача выполнена. Однако иное мнение, разделяемое и пропагандируемое А.Пушковым,-
о том, что реформы в России провалились, пожалуй, даже превалирует в общественном мнении.
Но есть одно обстоятельство, которое подтверждает первую точку зрения и начисто опровергает вторую.
Казалось бы, политики, утверждающие, что в России реформы провалились, ссылаются на очевидные, известные каждому факты. На временный спад общественного производства, взлет инфляции, рост безработицы и доли населения, живущего за чертой бедности, на обострение неблагоприятных демографических процессов.
Все это действительно было!.
Но вот что поразительно: все это было не только в России! На рубеже 1980 – 1990-х годов, около 30 стран отказались от сталинистской системы и начали переход к рынку. Во всех названных странах без исключения были и спад, и инфляция, и снижение жизненного уровня… это исторический факт! Независимо от всех различий, от разных методов перехода, исторических условий… Словом, свои «лихие 90-е» были у всех.
Опережая возможные вопросы, скажу насчет Китая. Говоря «во всех странах», я Китай не считаю, не включаю в их число ни Китай, ни Вьетнам. И вот почему. В отличие от остальных, к началу перехода они еще не прошли стадию индустриализации. И в Китае, и во Вьетнаме сельское население составляло 80%. Это примерно так, как у нас в СССР было на рубеже 1920-х и 1930-х годов. И тогда, да, у нас был такой вариант: можно было начать возврат от социалистического строя к капиталистическому, так сказать, по китайскому пути (это не моя мысль, а Егора Тимуровича Гайдара). То есть — не государственную экономику преобразовывать, а параллельно к той, которая есть, строить дополнительную промышленность за счет этого огромного резервуара рабочей силы. Если кто-то заинтересуется, я очень советую взять «Долгое время»7 или «Аномалии экономического роста» (с.333-337), там об этом очень ясно, и очень убедительно сказано.
Так вот. Критики, в их числе и А.Пушков, говорят: у нас все плохо, потому что у нас плохие были Гайдары, Чубайсы, в общем, плохие руководители. Один автор целую книгу посвятил доказательству нехитрого тезиса – главная ошибка россиян состояла в том, что они выбрали президентом Ельцина, главная ошибка президента Ельцина была в том, что он выбрал Гайдара. Но ни этот автор, ни Пушков, ни другие не задаются простым вопросом, почему же во всех перечисленных странах — трех десятках стран!- народы встретились точно с такими же трудностями? Везде к власти пришли одинаково бездарные руководители? Иначе говоря, везде своих Гайдаров подобрали — неумелых, неопытных, а то и просто агентов вражеских держав — как о Гайдаре можно у нас до сих пор иногда услышать?
Но такое совпадение невозможно. Разгадка же проста. Во всех этих странах действует одна и та же закономерность, которую можно назвать универсальной логикой реформ. Ее математическим выражением является U-образная кривая изменения ВВП. Сначала неизбежный спад, потом стабилизация, и наконец, подъем. Об универсальной логике реформ я писал в «Известиях» еще 10 января 2006 года.
Повторяю, ни одного исключения! Различия лишь в деталях – глубине спада, скорости восстановления и так далее. В этих деталях и отражаются разные исторические условия, особенности, ошибки руководителей. Причем страны, где проводилась «шоковая терапия», восстановили предреформенный уровень уже к началу нового века. Они перенесли трудности легче. А вот избравшие постепенные, «щадящие» реформы – в их числе, на самом деле, была и Россия — как правило, перенесли эти трудности намного тяжелее. Это подтверждено, как широко известно в кругах экономистов, итоговым докладом Всемирного банка под названием «От плана к рынку» за 1996 год… 8
Что же касается критики, то критиковали и критикуют реформаторов не только у нас – повсюду, во всех трех десятках стран , и в той, и в другой группе. В Польше, Эстонии и других подобных странах такой критикой, правда, занимаются исключительно маргиналы. Общество в целом воспринимает реформы как трудный этап, но все же только эпизод уже достаточно далекой истории. У нас в России, как и в других странах, где проводилась так называемая постепенная, «щадящая» перестройка экономики — это незаживающая рана, не иссякающая тема политической борьбы, делящая общество на непримиримые части.
По-моему, надо сегодня думать не об этом, а совсем о других проблемах. О будущем…
4. Десталинизация и модернизация
На самом деле у нас вовсе не так все плохо, как изображают пропагандисты идеи о «провале реформ». Самый яркий пример – то, как экономика России выбралась из памятного всем кризиса 1998 года, когда некоторые активные деятели «гайдаровского набора» выступали с покаянными письмами — мол, не туда завели страну… Однако в стране, где три поколения людей вообще не знали, что такое рынок и что такое принятие самостоятельных решений, где лишь единицы были знакомы, да и то по-наслышке – из кино, литературы, прессы — с такими понятиями, как акционерный капитал и курсы акций, контрольные и блокирующие пакеты, слияния и поглощения корпораций, производные финансовые инструменты (деривативы), опционы, франчайзинг, оценка бизнеса и многое, многое другое – теперь все эти понятия вошли в жизнь, в повседневную хозяйственную практику. Со скрипом, но все же сформировались и законодательные основы хозяйствования в рыночных условиях – Государственной думой были приняты сотни законов по самым различных вопросам: по трудовым отношениям, приватизации, налогообложению, банковской системе, хозяйственным спорам и банкротствам и так далее. Верно, многие из этих законов потом оказывались несовершенными (естественно, этим пользовались все, кто мог). Их приходилось многократно исправлять, дополнять и шлифовать, но постепенно все становилось (вернее, становится) на свои места.
Постепенно накапливались элементы нового социально-экономического устройства. (Этому не помешал даже кризис 1998 года,). Возникали малые, средние и крупные фирмы, появлялись инициативные, смелые предприниматели и менеджеры, способные самостоятельно принимать решения, рисковать по-крупному. Их даже оказалось больше, чем можно было ожидать. Наряду с принципиально новой банковской системой, образовались многочисленные учреждения и организации, невиданные в советское время: валютные и фондовые биржи, антимонопольные комитеты и комиссии по ценным бумагам, консалтинговые, аудиторские, оценочные фирмы, аукционы и тендеры и так далее — словом, все, что обобщается термином «рыночная инфраструктура»…
И вот, плохо ли, бедно ли, — с перебоями, с оправданными и неоправданными конфликтами, с откатами назад и рывками вперед, весь этот механизм за-ра-бо-тал!
Мы это видели по неожиданно высоким хозяйственным результатам 1999 года. Ожидалось сокращение ВВП, а он увеличился, причем существенно. Что важно: реакция экономики на девальвацию рубля была абсолютно рыночной. Сегодня известно, что начавшийся примерно во втором квартале 1999 года экономический рост в России продолжился вплоть до 2008 года, когда страну захватил новый мощный мировой кризис — какого, по масштабам, история не знала со времен Великой депрессии. Для России это был первый подобный кризис, показавший, что капитализм, рыночная экономика при всех достоинствах, имеют и отрицательные стороны. Их надо изучать, к их преодолению – готовиться…9
Применительно к экономике это требует, с одной стороны, повышения эффективности государства, его укрепления, а с другой стороны, снятия помех, сковывающих инициативу людей, затрудняющих их деятельность – для чего необходимо, во-первых, дальнейшее дерегулирование экономики, а во вторых, и это может быть даже важнее – избавление от того сталинского наследия, с которого я начинал доклад. Иными словами: десталинизация общественного сознания, воспитание свободных, инициативных людей на всех участках экономики , малых и больших..
Такая постановка вопроса, причем именно в этот исторический момент, не случайна.
Как известно, одной из главнейших целей развитых государств мира в конце XX века стал рост конкурентоспособности и обеспечение лидирующих позиций на мировых рынках. Конкурентоспособность имеет две ипостаси: более низкую цену продукции (что определяется производительностью труда и уровнем зарплаты) и относительно более высокое ее качество. Эти задачи решались и решаются, в современном мире, на основе перевода экономики на путь инновационного развития. К сожалению, в рассматриваемый период серьезного продвижения на этом пути в России не наблюдалось, хотя нужных слов было произнесено руководством страны более чем достаточно…
Хуже того. Придя к выводу, что бизнес сам по себе не обеспечивает достаточно высоких темпов роста экономики и, тем более, должного качества этого роста, власть перешла к политике, получившей у публицистов название «возвращение государства», а по официальной \ трактовке — к «активизации государственной инвестиционной политики в России». Она началась примерно с 2005 г., когда было решено сформировать ряд новых организационных структур, призванных обеспечить условия создания и развития, прежде всего, высокотехнологичных компаний. Так, были созданы Инвестиционный фонд РФ, ОАО «Российские экономические зоны», Российская венчурная компания (РВК), Российская корпорация нанотехнологий, Государственная корпорация «Ростехнологии» и другие, как их стали называть, институты развития. Их наделили — из государственного бюджета — крупными финансовыми средствами и правом вкладывать эти средства в развитие производств, которые частный бизнес не решался взять на себя сам, без помощи государства. Таким образом, создавался и укреплялся механизм так называемого государственно-частного партнерства.
Будущее покажет, оправдаются ли надежды, возлагаемые на институты развития. Но и без того понятно, что успех инновационной экономики прежде всего зависит от выбора приоритетов. Подготовка соответствующих предложений – прежде всего, дело ученых, науки. Опыт работы над Комплексной программой знаком в этой аудитории. Я мог бы… Но в любом случае, когда речь идет о государственных инвестициях, окончательное решение принимает кто? Чиновник. Нельзя не провести простого сравнения. Если выбранное направление окажется ошибочным – безрезультатным, бесприбыльным и т.д., то государство потерпит колоссальные убытки (речь-то ведь идет о крупных проектах). А чиновник? В лучшем случае, не получит очередную государственную награду, в худшем — сменит кресло на другое, пониже рангом. А если ошибется в выборе капиталист (будем считать — «олигарх»), то его фирма попросту разорится, владелец познает, что такое банкротство, и, как говорится, пойдет по миру. Все это нельзя не учитывать.
Рассуждая об «активизации государственной инвестиционной политики», было бы полезно обратиться к цифрам (см.табл.1.)
Таблица 1
Инвестиции в основной капитал
| 1995 год\ | 2003 год
\ |
2008\ | |
| Государственная и муниципальная собственность (%%) | 37,6
\ |
25,3\ | 21,5\ |
| Частная собственность(%%) | 13,4\ | 41,2
|
53,8\ |
| Иностранная и совместная собственность (%%) | 2,7
|
15,9\ | 14,8\ |
| … | … | … | … |
| Всего | 100\ | 100
\ |
100\ |
Рассчитано по таблице 23.4 «Структура инвестиций в основной капитал по формам собственности». Россия в цифрах. Официальное издание. 2009 г. с. 436
Очевидно, что частный (российский и иностранный) бизнес существенно опережает государство по темпам роста инвестиций, поскольку доля его в общем объеме инвестиций в 1995 году была в два раза меньше, а в 2008 году – в два с лишним раза больше, чем доля государства (вместе с муниципалитетами). Можно подумать, что это объясняется итогами приватизации: больше стало частных фирм, больше и доля их инвестиций. Но она, эта доля, росла и в 2003 – 2008 годах, когда, собственно, процесс приватизации был прерван. Более того, он сменился, пожалуй, чем-то вроде деприватизации, увеличившей долю участия государства не только в затронутых ею отраслях, но и в российской экономике в целом (насколько – пока вряд ли даже госстатистике известно). А доля государственного сектора в инвестициях снижается – при том, что общий объем инвестиций в 1996 – 2008 гг. более чем удвоился.
Далее. Если считать, что доля государства в общей собственности примерно составляет 30-40 процентов, а его доля в инвестициях – всего лишь 21,5 процента, то приведенная таблица свидетельствует еще об одном очень важном факте: негосударственный сектор инвестиционно активнее государственного. Иными словами, именно частный сектор стал локомотивом экономического развития России. Поэтому и трудно понять современную политику Президента, Правительства и поддерживающих их политических сил, направленную к возвратному расширению государственного сектора. Она может привести к замедлению экономического роста со всеми вытекающими последствиями, тогда как на словах те же политики и то же правительство постоянно добиваются ускорения этого роста.
Наиболее ярко оно, это возвратное расширение, проявилось на втором президентском сроке В.Путина, когда сразу в нескольких отраслях промышленности – авиастроении, кораблестроении и других — развернулась кампания деприватизации и построения крупнейших государственных производственных корпораций. Объяснялись эти действия вполне логично: отрасли очень сложные, производство в них должно вестись на самой высокой научно-технической основе, требует четкой кооперации множества разных предприятий. На практике же дело сводилось к восстановлению прежней советской системы управления — минавиапрома, минсудостроения и других аналогичных министерств (хотя формально некоторые из них, например, РЖД, могли и считаться, хоть государственными, но все же акционерными обществами). Вовлечение предприятий в новые корпорации было непростым. Многие из них привыкли уже быть частными, независимыми – им вовсе не хотелось возвращаться под ярмо «вышестоящей» инстанции. В таких случаях использовались разные методы, вплоть до криминальных, рейдерских. Нужное предприятие начинали «прессовать», то есть терроризировать проверками, скупать акции, выживать с рынка, расторгать договоры на поставку продукции… Один из участников таких операций, некий Шварцман (когда его судили за коррупционную деятельность) оправдывался: в отличие от бандитов, занимавшихся отъемом предприятий в 90-е годы, мы все-таки платили собственникам приличные деньги (он называл это «бархатной деприватизацией».)10
Хотя государство и оказало новым корпорациям мощную финансовую поддержку, пока что результаты их развития – достаточно скромные. Имеются лишь единичные успехи, и они активно пропагандируются средствами массовой информации (например, новые истребители-бомбардировщики, вертолеты и прочая военная техника). Вряд ли можно отнести к успехам этой деятельности монополизацию соответствующих отраслей.
5. Частная собственность в коррупционных тисках.
Одной из упомянутых выше мин замедленного действия, заложенных Сталиным под Советский Союз, был созданный и выпестованный им класс партийно-хозяйственной номенклатуры. И не просто выпестованный, но просеянный через сито массовых репрессий, когда все лучшие, наиболее самостоятельные, талантливые и работоспособные кадры шли под нож, а посредственности и карьеристы занимали \ их место. Все это не могло не отразиться на моральном облике номенклатурных работников, которые на удивление легко восприняли рыночные реформы и, практически, не сопротивлялись им, поскольку надеялись, что реформы позволят «поменять власть на собственность». А еще лучше – добавить к власти собственность. Отсюда и такое явление как коррупция.
Тема коррупции навязла в зубах! Наша власть, наша бюрократия, наши законы и наша правоприменительная практика, — все это обсуждается в обществе, прежде всего, именно через призму коррупции. Вступая в должность, Президент Медведев объявил задачу ее преодоления своей первейшей задачей. Он настоял на выработке и принятии новых антикоррупционных законов. Есть ли изменения к лучшему? Да, есть. Ограничено количество проверок, которыми, по выражению Медведева, чиновники «кошмарят» бизнес. Для повышения прозрачности действий чиновничьего аппарата привлекается самая современная техника – интернет, расширяется и становится более обязательным (по крайней мере, на словах) декларирование доходов, а иногда и расходов чиновников, милицейских начальников и других потенциально подверженных коррупции представителей власти (а также их семей – что существенно). Посмотрим, даст ли все это результат, или же снова все уйдет в свисток, как произошло в 1997 –м, когда правительство младореформаторов тоже развертывало активную антикоррупционную кампанию…
Звучащая здесь нотка сомнения объясняется тем, что все перечисленные меры не затрагивают основной, глубинной причины укоренения коррупции в нашем обществе. Эта причина — не вполне определенный статус частной собственности, как в аспекте ее институционального положения в государстве (вспомните вышеописанный эпизод с госкорпорациями) так и, особенно, в аспекте ее восприятия обществом. По выражению одного экономиста, негативный шлейф общественного мнения, тянущийся за частной собственностью, особенно крупной и средней, очевиден.
Необходимость частной собственности как таковой, практически не отрицает ни один серьезный политический или государственный деятель. Соответствующие слова есть в Конституции страны. Однако, в том, что касается реальных гарантий, дело обстоит хуже. А ведь в условиях, когда население не имеет прямой возможности влиять на бюрократию, охрана частной собственности и подкрепление ее священного статуса реальными делами являются чуть ли не единственным действенным механизмом общественного развития и поддержания законности.
Исследовательский фонд ИНДЕМ под руководством Г.Сатарова (бывшего помощника президента Ельцина) давно занимается изучением вопросов коррупции, Он вышел на обобщающие выводы, которые затрагивают, я бы сказал, самые основы государственной политики современной России. Вот некоторые из этих выводов:
Цивилизация выработала несколько рычагов или институтов \ контроля общества, как хозяина, над бюрократией, как его слуги (в социологии это называется отношениями «принципала и агента»):
Первый — легальная оппозиция, если она не управляется, как у нас, бюрократией и если стремится прийти к власти и контролировать эту бюрократию. Правда, для этого нужны настоящие конкурентные выборы, чего давно нет, нужна настоящая политическая конкуренция.
Второй — сильные независимые СМИ. Важно чтобы они существовали и делали свою работу: следили за бюрократией и честно рассказывали о том, как она работает.
Третий — свободно работающие общественные организации, в том числе занятые контролем над органами власти.
Четвертый — плодотворно работающий парламент. Правда, для этого он должен быть действительно независим от исполнительной власти, состоять не из фигуристок и доярок, а из высококвалифицированных профессионалов в сфере права, экономики, политологии. И депутаты должны реально зависеть от избирателей.
Пятый пункт, последний по порядку, но не по важности: независимый суд. Один предприниматель, которого интервьюировали, сказал: «Дайте нам независимый суд, все остальные проблемы мы решим сами».
И еще. Представьте себе, что у нас, граждан — одиночек и организованных сообществ — есть возможность предъявлять иски чиновникам за их коррупционные решения, причиняющие нам ущерб — предъявлять и выигрывать. Тогда мы сами смогли бы воздействовать на коррупционеров, не дожидаясь милиции, ФСБ или прокуратуры. Но предпринимаемые попытки узаконить так называемые массовые или групповые иски встречают жесткое сопротивление в Думе…
6. От Госплана… к госклану?11
Все изложенное приводит некоторых критиков к мысли о том, что в России сформировался не просто государственный капитализм, о котором говорится много, а капитализм совершенно особого рода. Сегодня нельзя себе представить бизнесмена, рискнувшего выйти на рынок, не заручившись покровительством власть имущих, не оплатив его. Это в равной мере касается открытия магазинчика в районном городке или строительства крупного промышленного комплекса в том или ином регионе страны. Госзаказы «своим» фирмам, откаты, устранение конкурентов, обеспечение монопольного положения – все это внешние проявления того, что можно было бы назвать клановым характером российского капитализма. Недаром в деловых кругах ходит шуточная формула: «От Госплана – к госклану!»
При клановом капитализме чиновники, точнее, лица, принимающие решения на разном уровне, вовлечены в бизнес непосредственно или через близких родственников, а бизнесмены покупают благосклонность представителей власти, получая преимущества на рынке. «Свои» бизнесмены (олигархи местного, регионального или федерального уровня) нередко приватизируют государственные должности, расставляя на них «своих людей, а чиновники получают статусную ренту — основной источник их доходов.
При клановом капитализме верховенство закона остается пустым лозунгом. Верность клану, принятым в рамках его обязательствам, ценность дружеских или клиентских отношений среди «своих» важнее формальных требований закона. К нормам закона прибегают только тогда, когда надо наказать «отступников» или «подвинуть» конкурирующий клан, опираясь на силовые структуры. Отсюда и подчиненное, зависимое положение суда, басманное правосудие.
Рентоориентированная экономика самовоспроизводится как предельно монополизированная, а значит и неэффективная. В ней нет стимулов к снижению издержек, к внедрению высоких технологий. Инвестиции в такой экономике распределяются не столько по критериям эффективности капиталовложений, сколько исходя из необходимости поддержать финансами пусть убыточные, но «свои» фирмы. В такой экономике высоки риски капиталовложений, ведь права собственности становятся условными: без принадлежности собственника к влиятельному клану, без покровительства ему со стороны «своей» власти , его активы оказываются не защищенными от захвата или национализации.
Население страны при такой форме капитализма платит налоги дважды – в виде узаконенных налогов и в виде рентной составляющей в цене товаров и услуг. Обеспечить высокий уровень жизни народа, достойное место среди развитых стран при сохранении кланового характера капитализма не удастся.
Надо признать, что клановая форма капитализма в России не есть следствие каких то неправильных решений в ходе рыночных реформ или приватизации. Клановый капитализм органически вытекает из истории нашего народа, из устоявшихся традиций, привычек и стереотипов поведения наших сограждан. Веками жители России испытывали в своей повседневной жизни жесточайшее давление сначала со стороны царской бюрократии, а затем органов тоталитарного советского государства, особенно в сталинский период. Единственным спасением в этих условиях был близкий круг человека – друзья и родственники. Надеялись не на суд и закон, необязательный к исполнению, а на взаимопомощь. Слово блат не сегодня появилось. Традиция рассматривать личные отношения и обязательства выше закона и правил буквально пронизывает все наше общество. Поставьте мысленный эксперимент: предположите, что завтра все чиновники будут уволены и на их место придут новые. Разве они не будут брать откаты? Отнимите лицензии у бизнесменов, им на смену придут другие. Разве они не станут искать покровительства в коридорах власти?
Сущность вопроса состоит в следующем: верховенство закона или верховенство власть предержащих, так сказать, «начальства»?. Что победит в России? Поскольку в России начальство сплошь и рядом источник закона, то оно пока побеждает, и с большим отрывом. По мнению Е. Ясина, высказанному в одной из передач радиостанции «Эхо Москвы», ситуация такова, что мы, получив как бы новую систему, разрушив тоталитарный режим, сохранили очень важные элементы старой системы, в том числе так называемую моносубъектность власти. Это означает, что мы на самом деле так и не сумели реализовать принцип разделения властей — один из исходных принципов демократии, освященных историческим опытом человечества. Он является антиподом гитлеровской триаде. Отсюда, если копнуть глубоко – и все наши беды.
7. Пугаюшие параллели
Обратимся к текущей ситуации.Кажется, не все это осознали, но макроэкономическая ситуация в России сегодня в точности повторяет ту, которая сложилась в конце 80-х гг. в Советском Союзе и привела к его краху. Напрашиваются прямо-таки пугающие параллели. Имею в виду три главные обстоятельства. Первое – тот факт, что тогда страна жила, как и теперь, за счет высоких цен на нефть, составлявшую огромную долю ее экспорта. Неожиданное их обрушение послужило – нет, не единственной причиной, как иногда говорят, но пусковым механизмом, триггером крушения советской империи. Второе — милитаристский перекос экономики, стержнем которой были ВПК и обслуживавшие его отрасли. Многие полагают, что советская экономика развалилась под непосильной тяжестью ВПК. Другие добавляют: разумеется, в сочетании с неисправимыми пороками административно-командной плановой системы, созданной Сталиным. Сейчас доля оборонных расходов стремительно приближается к соответствующей характеристике восьмидесятых годов, будучи, как и тогда, главным приоритетом государственной политики. Третье обстоятельство – инфляционная неустойчивость экономики. О первых двух можно подробно не говорить, о них не писал только ленивый. Третье же, по-видимому, требует пояснения.
Россия, в отличие от многих других постсоциалистических стран, до сих пор не сумела снизить темпы инфляции до приемлемого уровня. После 1998 года инфляция была снижена до 11-12% в год и примерно на этом же уровне, с некоторыми колебаниями, удерживалась все истекшее десятилетие. Почему же, несмотря на принимавшиеся меры, никак не удавалось довести ее хотя бы до 4 -5 процентов? Или тем более – до 1 -3%, как в Европе или США.
Беда нашей экономики, — ее инфляционная неустойчивость. Это – наследие искаженной структуры советской экономики, которая в основном работала не для человека, а на нужды ВПК (в промышленности только одну двадцатую долю продукции составляли товары для населения!12.). Между тем, такая структура экономики (которую, как мы помним, на заре реформ правительство попытались изменить, многократно сократив оборонный заказ), последние годы усиленно восстанавливается.
Но если, скажем, за пятилетие оборонный заказ увеличится втрое (а это не гипотеза – так уже было, например, в 2002-06 годах!), то, как минимум, втрое увеличится и объем заработной платы работников как самих оборонных отраслей, так и других отраслей, снабжающих ВПК (ОПК) сырьем, материалами, оборудованием и т.д. Все эти люди получат зарплату и понесут ее в магазины. Спрос увеличится, а количество товаров и услуг – нет, отсюда и инфляция. То же относится к инфраструктуре. Вернее – к зарплате, которую получат строители дорог, мостов, аэропортов. Даже деньги, затраченные на строительство жилых домов, вернутся (квартплатой) не сразу, а лишь через несколько лет. Чем прикажете «отоваривать» заплату строителей сегодня? Только инфляцией, потому что резервов товаров и услуг на такой случай нет. Во всем этом и выражается инфляционная неустойчивость экономики. Можно, конечно, использовать «нефтедоллары» на закупку потребительских товаров за границей (как, кстати, поступала советская власть перед развалом СССР). Но такой импорт неминуемо задавит только-только оперившегося отечественного производителя. Словом, необходимо делать все возможное для развития малого и среднего бизнеса – основного поставщика товаров и услуг для населения и сокращать оборонные расходы. Иного рецепта против инфляционной неустойчивости, по-видимому, нет.
Между тем, высокая инфляция разрушительна не только потому, что она резко ограничивает инвестиции, в том числе и в инновационные отрасли — предприниматели не берут кредиты под высокие проценты и, таким образом, сдерживается экономический рост. Еще опаснее то, что постоянный рост цен — один из самых «раздражающих» факторов, если иметь в виду угрозу массового недовольства людей. При высокой инфляции она куда более реальна, чем угроза нападения на Россию извне.
Сегодня политологи оживленно обсуждают вопрос, не перекинется ли африканско-азиатский пожар на российские просторы? Егор Тимурович Гайдар, как будто предвидя эти события, решительно отметил в одной из последних своих статей: «Двух революций, которые пережила страна в XX в., нам хватит!»13 .
В создавшейся ситуации, у российских властей есть два альтернативных варианта действий. Первый – ужесточение политических репрессий, то есть в чистом виде возврат к сталинизму. Как показывает исторический опыт, это путь к катастрофе. Второй – демократизация режима, разделение ветвей власти, восстановление независимости прессы, реальных выборов, федерализма, независимости судебной системы. А все это, в широком смысле и есть десталинизация – не просто общественного сознания, но всей жизни, во всех ее проявлениях. Только она дает стране шанс выжить, шанс на модернизацию, о которой говорится очень много слов. Но ради которой пока очень мало, что делается…
—————————
Примечания: